Как закалялась сталь
“Как закалялась сталь” Николая Островского: есть ли красота в правде?
Книги, пропитанные советской пропагандой, нечастые гости на моём столе. Мне претит их безыскусность, наивная простота и манера проникать в сознание читателя «без вазелина» – грубо, быстро, ритмично. Но иногда (убеждаю я себя) всё же полезно перебегать на сторону «врага», полезно выбрасывать из головы привычные, уютные мысли и подставлять оголённый мозг чужеродным атакам… Вдруг старое отжило своё? Вдруг новое, оно там, за огневым рубежом? Или правда, как всегда, где-то посередине?
« Как закалялась сталь » – один из самых знаковых и одновременно противоречивых романов начала 20-го века. Поначалу издатели забраковали рукопись по причине «нереальности выведенных в ней типов». В 1932 году, когда в журнале «Молодая гвардия» всё-таки начали печатать отрывки произведения, профессиональные критики ответили гробовым молчанием, а вот «простой народ» проникся историей Павки Корчагина с куда большим энтузиазмом. Книгу зачитывали и «прорабатывали» на собраниях комсомольских ячеек, в библиотеках выстраивались очереди… В 1935 году, незадолго до смерти автора, очерк журналиста Михаила Кольцова в газете «Правда» положил начало признанию литературного авторитета Островского, и народная любовь пролилась широкой, свободной рекой. Писателя возвели в ранг национального героя, а его роман стал своеобразным Евангелием нового времени.* К моменту распада СССР, однако, книгу удалили из школьной программы за «низкую художественную ценность», а её автора приравняли к идеологу и пропагандисту. Но так ли страшен – или гениален – Николай Островский, как его малюют?
Сейчас, в 21-м веке роман воспринимается как огромная воронка противоборствующих течений. С одной стороны в неё вливается безапелляционный и близорукий максимализм зарождающегося коммунистического строя, с другой – неубиваемая (и, возможно, едва осознаваемая автором) традиция русской литературы рисовать «героев нашего времени».
Идеологический пласт здесь просматривается без труда, и сам тот факт, что он существует, говорит о многом. Островский не ставит перед собой цели изобразить ситуацию объективно или поразмышлять над волнующими его вопросами. Для него всё ясно, и также ясно должно быть читателю: есть хорошие, есть плохие, и война неизбежна. Если священник, то обязательно жирный и невыносимый тиран; если дворянин, то обязательно ленивый и надменный балабол. Никаких полутонов в изображении «классовых врагов» просто не существует, и даже образ Тони Тумановой, который поначалу кажется связующим звеном между богатыми и бедными, к финалу приобретает абсолютно однозначную коннотацию.
Подобное разделение на «своих» и «чужих» не просто глупо, но и опасно. Особенно когда звучат фразы вроде:
Сытый голодному не товарищ. Таких только пулеметом прошить!
Открытые призывы к агрессии – это то, что невозможно простить, какими бы другими достоинствами книга ни обладала. Да, в начале 20-го века обстановка была накалена до предела: жестокое социальное неравенство и отсутствие каких-либо механизмов для его преодоления. Но количество жизней, потерянных в ходе Гражданской войны (и с той, и с другой стороны) не может быть оправдано ничем. Заведомо абсурдны заявления, что:
Он, Сергей, убивает для того, чтобы приблизить день, когда на земле убивать друг друга не будут.
Насилие порождает только насилие. Монтекки и Капулетти будут убивать друг друга либо до последней капли крови, либо до первой капли сочувствия.
Павел Корчагин как основной глашатай авторского замысла – фигура мощная и привлекательная. Островский, ваяя своего рода сверхчеловека, работал с «прахом земным» и грубой глиной: его Павка – обычный пацан, без родословной, без денег и без образования, но с горящим сердцем и стальной выдержкой. Читателям того времени было легко узнать в герое себя, так как по всем внешним признакам он ничем не отличался от большинства. Однако, несгибаемый дух, храбрость и непоколебимый моральный компас – его нутро – всеми корнями произрастают из классики русской литературы. Это и Андрей Болконский, с юношеской пылкостью подхватывающий знамя и бегущий в самое сердце сражения; это и Александр Чацкий, красноречиво осуждающий пороки общества; это, конечно же, и Евгений Базаров – нигилист и революционер, своим примером строящий новое будущее.
Как и большинство персонажей «золотого века», Корчагин – герой-одиночка. Несмотря на то, что он вроде бы всегда «среди народа», всегда об руку с «товарищами», всегда работает на «общее дело», никто из встретившихся ему на пути не в силах оказать хоть какое-то влияние. Брат, мать, друзья, женщины, тронувшие сердце Павла, – все они подобны мотылькам, летящим на яркий свет Сильной Личности. Он – гигант, колосс, монолит, возвышающийся как над трусливой, отживающей своё буржуазией, так и над грязью и аморальностью «низов». Он ведёт за собой людей, служит им примером, помогает преодолеть трудности, но сам терпит страдания, молча сжав зубы.
Но я за основное в «Оводе» – за его мужество, за безграничную выносливость, за этот тип человека, умеющего переносить страдания, не показывая их всем и каждому. Я за этот образ революционера, для которого личное ничто в сравнении с общим.
Отсутствие рефлексии и внутреннего монолога, пожалуй, ключевое, что отличает Корчагина от Болконских, Чацких и Базаровых. Павел – человек действия, и его внутренний мир (страхи, сомнения, размышления) остаётся скрыт за цельной стальной оболочкой. Именно из-за такой подачи герой воспринимается как «нереальный» и романтический («а он, мятежный, просит бури…»), и, в то же время, именно поэтому он так легко зажигает читательские сердца и увлекает за собой. Только ближе к концу романа пересаживает Островский своего героя со скачущего коня на лавочку, где тот произносит ставшую крылатой фразу:
Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества.
Художественная форма романа, если оценивать её по привычным параметрам, критики не выдерживает. Стиль рваный, язык довольно безыскусный, второстепенные персонажи непроработанные и по сути своей эпизодичные. Сюжет вихляет от военных действий к межличностным отношениям без какой-либо логики, и единственное, что скрепляет всё это нагромождение – это образ Корчагина. Николай Островский, как говорится, университетов не заканчивал, метафоры и сравнения не изучал, а писал, «как есть». Отточенным и выверенным шедевром «Как закалялась сталь» точно не назовёшь, но присутствует в её расхлябанности и непричёсанности свой смысл, а для кого-то, вероятно, и шарм. Сам автор в одном из предсмертных интервью комментировал это так:
Она не создание фантазии и писалась не как художественное произведение… Если бы книга писалась сейчас, то она, может быть, была бы лучше, глаже, но в то же время она потеряла бы свое значение и обаяние… Она неповторима…
Если за хорошо написанную книгу принять такую, в которой форма и содержание не противоречат друг другу, а работают на одну цель, то роман Островского более чем органичен. Ещё проще будет простить автору его литературное дилетантство, если воспринимать это произведение, прежде всего, как документ времени и своего рода дневник – писатель действительно очень много позаимствовал из собственной жизни. Другое дело, что далеко не каждый читатель сможет наслаждаться подобным «документом» и далеко не каждый вынесет из него «разумное, доброе, вечное», а не политические лозунги и оправдание насилия. Лично мне продираться сквозь страницы было сложно, и чем больше я пересиливала себя, тем больше убеждалась, что это «не моё кино» и «герой не моего романа». И, читая параллельно Всеволода Гаршина («Трус», «Четыре дня», «Красный цветок»), я содрогалась от мысли, какую Россию мы потеряли в ходе революции… И отдали в руки кому? Нет, не Павке Корчагину, а тому, на кого и Павка бы посмотрел с отвращением. Хаму, зверю и обывателю.
*В тексте использовались некоторые факты из книги Льва Аннинского “Обручённые с идеей”.
Николай Островский – Как закалялась сталь
Николай Островский – Как закалялась сталь краткое содержание
Как закалялась сталь читать онлайн бесплатно
КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ
– Кто из вас перед праздником приходил ко мне домой отвечать урок – встаньте!
Обрюзглый человек в рясе, с тяжелым крестом на шее угрожающе посмотрел на учеников.
Маленькие злые глазки точно прокалывали всех шестерых, поднявшихся со скамеек, – четырех мальчиков, и двух девочек. Дети боязливо посматривали на человека в рясе.
– Вы садитесь, – махнул поп в сторону девочек. Те быстро сели, облегченно вздохнув.
Глазки отца Василия сосредоточились на четырех фигурках.
– Идите-ка сюда, голубчики!
Отец Василий поднялся, отодвинул стул и подошел вплотную к сбившимся в кучу ребятам:
– Кто из вас, подлецов, курит?
Все четверо тихо ответили:
– Мы не курим, батюшка.
Лицо попа побагровело.
– Не курите, мерзавцы, а, махорку кто в тесто насыпал? Не курите? А вот мы сейчас посмотрим! Выверните карманы! Ну, живо! Что я вам говорю? Выворачивайте!
Трое начали вынимать содержимое своих карманов на стол.
Поп внимательно просматривал швы, ища следы табака, но не нашел ничего и принялся за четвертого – черноглазого, в серенькой рубашке и синих штанах с заплатами на коленях:
– А ты что, как истукан, стоишь?
Черноглазый, глядя с затаенной ненавистью, глухо ответил:
– У меня нет карманов, – и провел руками по зашитым швам.
– А-а-а, нет карманов! Так ты думаешь, я не знаю, кто мог сделать такую подлость – испортить тесто! Ты думаешь, что и теперь останешься в школе? Нет, голубчик, это тебе даром не пройдет. В прошлый раз только твоя мать упросила оставить тебя, ну а теперь уж конец. Марш из класса! – Он больно схватил за ухо и вышвырнул мальчишку в коридор, закрыв за ним дверь.
Класс затих, съежился. Никто не понимал, почему Павку Корчагина выгнали из школы. Только Сережка Брузжак, друг и приятель Павки, видел, как Павка насыпал попу в пасхальное тесто горсть махры там, на кухне, где ожидали попа шестеро неуспевающих учеников. Им пришлось отвечать уроки уже на квартире у попа.
Выгнанный Павка присел на последней ступеньке крыльца. Он думал о том, как ему явиться домой и что сказать матери, такой заботливой, работающей с утра до поздней ночи кухаркой у акцизного инспектора.
Павку душили слезы.
«Ну что мне теперь делать? И все из-за этого проклятого попа. И на черта я ему махры насыпал? Сережка подбил. «Давай, говорит, насыплем гадюке вредному». Вот и всыпали. Сережке ничего, а меня, наверное, выгонят».
Уже давно началась эта вражда с отцом Василием. Как-то подрался Павка с Левчуковым Мишкой, и его оставили «без обеда». Чтобы не шалил в пустом классе, учитель привел шалуна к старшим, во второй класс. Павка уселся на заднюю скамью.
Учитель, сухонький, в черном пиджаке, рассказывал про землю, светила. Павка слушал, разинув рот от удивления, что земля уже существует много миллионов лет и что звезды тоже вроде земли. До того был удивлен услышанным, что даже пожелал встать и сказать учителю: «В законе божием не так написано», но побоялся, как бы не влетело.
По закону божию поп всегда ставил Павке пять. Все тропари, Новый и Ветхий завет знал он назубок: твердо знал, в какой день что произведено богом. Павка решил расспросить отца Василия. На первом же уроке закона, едва поп уселся в кресло, Павка поднял руку и, получив разрешение говорить, встал:
– Батюшка, а почему учитель в старшем классе говорит, что земля миллион лет стоит, а не как в законе божием – пять тыс… – и сразу осел от визгливого крика отца Василия:
– Что ты сказал, мерзавец? Вот ты как учишь слово божие!
Не успел Павка и пикнуть, как поп схватил его за оба уха и начал долбить головой об стенку. Через минуту, избитого и перепуганного, его выбросили в коридор.
Здорово попало Павке и от матери.
На другой день пошла она в школу и упросила отца Василия принять сына обратно. Возненавидел с тех пор попа Павка всем своим существом. Ненавидел и боялся. Никому не прощал он своих маленьких обид: не забывал и попу незаслуженную порку, озлобился, затаился.
Много еще мелких обид перенес мальчик от отца Василия: гонял его поп за дверь, целыми неделями в угол ставил за пустяки и не спрашивал у него ни разу уроков, а перед пасхой из-за этого пришлось ему с неуспевающими к попу на дом идти сдавать. Там, на кухне, и всыпал Павка махры в пасхальное тесто.
Никто не видел, а все же поп сразу узнал, чья это работа.
…Урок окончился, детвора высыпала во двор и обступила Павку. Он хмуро отмалчивался. Сережка Брузжак из класса не выходил, чувствовал, что и он виноват, но помочь товарищу ничем не мог.
В открытое окно учительской высунулась голова заведующего школой Ефрема Васильевича, и густой бас его заставил Павку вздрогнуть.
– Пошлите сейчас же ко мне Корчагина! – крикнул он.
И Павка с заколотившимся сердцем пошел в учительскую.
Хозяин станционного буфета, пожилой, бледный, с бесцветными, вылинявшими глазами, мельком взглянул на стоявшего в стороне Павку:
– Сколько ему лет?
– Двенадцать, – ответила мать.
– Что же, пусть останется. Условие такое: восемь рублей в месяц и стол в дни работы, сутки работать, сутки дома – и чтоб не воровать.
– Что вы, что вы! Воровать он не будет, я ручаюсь, – испуганно сказала мать.
– Ну, пусть начинает сегодня же работать, – приказал хозяин и, обернувшись к стоящей рядом с ним за стойкой продавщице, попросил: – Зина, отведи мальчика в судомойню, скажи Фросеньке, чтобы дала ему работу вместо Гришки.
Продавщица бросила нож, которым резала ветчину, и, кивнув Павке головой, пошла через зал, пробираясь к боковой двери, ведущей в судомойню. Павка последовал за ней. Мать торопливо шла вместе с ним, шепча ему наспех:
– Ты уж, Павлушка, постарайся, не срамись.
И, проводив сына грустным взглядом, пошла к выходу.
В судомойне шла работа вовсю: гора тарелок, вилок, ножей высилась на столе, и несколько женщин перетирали их перекинутыми через плечо полотенцами. Рыженький мальчик с всклокоченными, нечесаными волосами, чуть старше Павки, возился с двумя огромными самоварами.
Судомойня была наполнена паром из большой лохани с кипятком, где мылась посуда, и Павка первое время не мог разобрать лиц работавших женщин. Он стоял, не зная, что ему делать и куда приткнуться.
Продавщица Зина подошла к одной из моющих посуду женщин и, взяв ее за плечо, сказала:
– Вот, Фросенька, новый мальчик вам сюда вместо Гришки. Ты ему растолкуй, что надо делать.
Обращаясь к Павке и указав на женщину, которую только что назвала Фросенькой, Зина проговорила:
– Она здесь старшая. Что она тебе скажет, то и делай. – Повернулась и пошла в буфет.
– Хорошо, – тихо ответил Павка и вопросительно взглянул на стоявшую перед ним Фросю. Та, вытирая пот со лба, глядела на него сверху вниз, как бы оценивая его достоинства, и, подвертывая сползавший с локтя рукав, сказала удивительно приятным, грудным голосом:
– Дело твое, милай, маленькое: вот этот куб нагреешь, значит, утречком, и чтоб в нем у тебя всегда кипяток был, дрова, конечно, чтобы наколол, потом вот эти самовары тоже твоя работа. Потом, когда нужно, ножики и вилочки чистить будешь и помои таскать. Работки хватит, милай, упаришься, – говорила она костромским говорком с ударением на «а», и от этого ее говорка и залитого краской лица с курносым носиком Павке стало как-то веселее.
«Тетка эта, видно, ничего», – решил он про себя и, осмелев, обратился к Фросе:
– А что мне сейчас делать, тетя?
Сказал и запнулся. Громкий хохот работавших в судомойне женщин покрыл его последние слова:
– Ха-ха-ха. У Фросеньки уж и племянник завелся…
– Ха-ха. – смеялась больше всех сама Фрося. Павка из-за пара не разглядел ее лица, а Фросе всего было восемнадцать лет.
Уже совсем смущенный, он повернулся к мальчику и спросил:
– Что мне делать надо сейчас?
Но мальчик на вопрос только хихикнул:
– Ты у тети спроси, она тебе все пропечатает, а я здесь временно. – И, повернувшись, выскочил в дверь, ведущую на кухню.
– Иди сюда, помогай вытирать вилки, – услышал Павка голос одной из работающих, уже немолодой судомойки. – Чего ржете-то? Что тут такого мальчонка сказал? Вот бери-ка, – подала она Павке полотенце, – бери один конец в зубы, а другой натяни ребром. Вот вилочку и чисть туда-сюда зубчиками, только чтоб ни соринки не оставалось. У нас за это строго. Господа вилки просматривают, и если заметят грязь – беда: хозяйка в три счета прогонит.
– Как хозяйка? – не понял Павел. – Ведь у вас хозяин тот, что меня принимал.
– Хозяин у нас, сынок, вроде мебели, тюфяк он. Всему голова здесь хозяйка. Ее сегодня нет. Вот поработаешь – увидишь.
Как закалялась сталь
Николай Островский
“Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы” – пожалуй, одна из самых известных литературных цитат, и вышла она из-под пера Николая Островского.
“Как закалялась сталь” – автобиографический роман, написанный в 1932 году. Роман сразу обрел огромную популярность и стал самым издаваемым произведением советской литературы.
Это книга о стойкости характера, целеустремленности, идейности и, самое главное, безграничной вере в светлое будущее, за которое стоит сражаться!
“Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы” – пожалуй, одна из самых известных литературных… Развернуть
Кураторы
Рецензии
Вы никогда не думали, почему нам заменили прекрасную книгу КЗС книгами наподобие Архипелага ГУЛАГа? Ответ очевиден: Родину помоями поливать куда проще, чем отстаивать её, бороться за неё, любить всем сердцем.
⠀
Не спорю, КЗС — книга-пропаганда. Пропаганда дружбы, товарищества, смелости, любви к Родине с горящими глазами и чистым сердцем. Немало слов в ней и о саморазвитии человека: как и духовного роста, так и физического.
⠀
КЗС — книга-Данко. Она стремится зажечь огонь в сердцах читателя, осветив собой путь, не только юного (а книга исключительно для подростков), но и взрослого.
⠀
Вот Павка (главный герой КЗС) как раз такой: зажигающий сердца. Он был одной из тех натур, который стремился к дружбе, общению, знаниям. Он жил в людях, не видел иного способа существования. И это не пафосно-собирательный образ, созданный Островским. Павка — он сам.
⠀
КЗС — автобиографичный роман. И трудно отделить героя от писателя. Любовь к живому общению с людьми, ощущение пульса Родины, воодушевление и стремление к чему-то новому, горячее и отважное сердце — вот только малая часть из списка всего, чем должен обладать человек. И, глядя на это, я понимаю, что мне лично ещё работать и работать над собой. А вам?
⠀
Однако, я уверена, что многие меня осадят фразами, мол, как ты можешь хвалить эту книгу, если в ней рассказывается, как людей не берегли и доводили до полного выгорания? А вот так. Это делали. Да. Но не во вред этим же людям или же стране, а только во благо. А как иначе? Посмотрите вокруг. Все сидят, сложили ручки-ножки в позе лотоса, медитируют, ждут: а когда же жизнь-то станет лучше? Правда, когда? Только стойкие, отважные, трудолюбивые и самоотверженные люди могут что-то изменить. Причем изменить не только для личного блага, нет! А для блага всех, чтобы вопрос «АКАГДА» больше не возникал. Но готовы ли мы начать меняться уже сейчас?
⠀
В КЗС ярко показан образ настоящего патриота, любящего и свою страну, и Родину, и людей. Причем образ человека, добровольно отдающего всего себя, заметьте, не принуждением или обманом. Надеюсь, когда-нибудь мы станем такими.
Вы никогда не думали, почему нам заменили прекрасную книгу КЗС книгами наподобие Архипелага ГУЛАГа? Ответ очевиден: Родину помоями поливать куда проще, чем отстаивать её, бороться за неё, любить всем сердцем.
⠀
Не спорю, КЗС —… Развернуть
Коммунизм зло – и даже у такой ублюдской в итоге власти были свои верные подданные.
В нашей школе №19 в Набережных Челнах был и есть музей Преодоления имени Николая Островского. Экспозиция этого небольшого музея посвящена людям с ограниченными возможностями, которые потеряли свое здоровье в силу жизненных обстоятельств, однако не сдались и сумели реализовать свои таланты, несмотря на превратности своей судьбы.
Сейчас я понимаю, какое огромное дело делал этот музей и его основатель Князева Римма Павловна, стараясь поселить в нас, школьниках главную мысль, с которой шагало широкой поступью великое поколение советских созидателей:
Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.
Несмотря ни на что.
Хочется знать, что герои не пали.
Если погибли, то значит не зря.
Хочется знать, что поднимется знамя.
Хочется верить, что скоро заря.
На строительстве узкоколейки. Иллюстрация Б. Маркевича.
Будучи подростком я избегал этого романа. Наверное, просто боялся его: слишком тяжело, слишком о прошлом, слишком о большой ответственности. Я сильно ошибался. Да, тяжело, да, про ответственность, но это и про настоящее: все больше “дооктябрьской” несправедливости вокруг, всё те же вызовы маячат на горизонтах.
Взять бы факелом
Да и в душу прям!
Да и в сердце прям.
Чтоб гореть…
Чтоб другим светить.
Чтобы их же греть.
Ярким пламенем!
А не тлеть…
“Данко” И.М. Тоидзе
Прав ли ты, Павка, что так горел, что так не жалел себя? Не нам тебя судить. Рассудили те, кто в Великую Отечественную брал с тебя пример, кто шёл за твоим горящим сердцем.
Одно из самых любимых произведений сегодня. Всем врагам на зло!
В нашей школе №19 в Набережных Челнах был и есть музей Преодоления имени Николая Островского. Экспозиция этого небольшого музея посвящена людям с ограниченными возможностями, которые потеряли свое здоровье в силу жизненных… Развернуть
Я вообще с детства падок на всякие вот эти книги, поднимающие чувство патриотизма и национального самосознания. Сразу пламя революции поднимается в груди и хочется рубить беляков налево и направо во имя ВКП(б).
Так вот, опустим все эти юношеские глупости.
«Как закалялась сталь» — потрясающий пример того, какими были приключенческие романы того времени. Посудите сами, все вводные есть: главный герой, проходящий путь от оборванца к рьяному революционеру; українські деревни, облезлые собаки, злые жандармы, закончившаяся рано любовь, капиталисты, жиды, буржуи. я ещё долго могу перечислять.
Экшен перемежается с философствованиями, философствования перемежаются с романтикой, романтика перемежается с политикой (внимание, можно получить сильную дозу пропаганды). На выходе получается, что «Как закалялась сталь» это не просто там какая-то книга про Павку Корчагина, но ещё и гремучая смесь всего того, за что, при неумелом цитировании, можно прослыть ватником.
Самое впечатляющее для меня то, что книга автобиографическая. Всё происходящее — это не какой-то там вымысел засевшего в подвале пропагандона, а вполне себе пережитая жизнь. И можно воспринимать всё, как очень длинную, но очень реальную историю.
Советую всем, кто в душе ватник, кто любит вот это вот тра-та-та-та из пулемётов и безвыходные любовные истории.
Не советую тем, кто при слове СССР вспоминает своих репрессированных родственников.
Я вообще с детства падок на всякие вот эти книги, поднимающие чувство патриотизма и национального самосознания. Сразу пламя революции поднимается в груди и хочется рубить беляков налево и направо во имя ВКП(б).
Немного поздно добрался до этой книги, только в 33 года. И могу сказать, что это хорошо написанная во многом автобиографичная вещь. На мой скромный взгляд. Она, не побоюсь этого слова, местами даже остросюжетна. Мне понравились описания боёв, других каких-то непростых трагических событий, таких как еврейские погромы, например. Это передано очень живо и ярко. Здесь есть место дискуссиям, столкновениям взглядов и психотипов героев.
Когда вы берётесь за этот роман, надо понимать Что это за роман. Ясное дело, много советской пропаганды, лозунгов, он очень политичен. Не по заказу, а по внутренним убеждениям Островского. Наверное. Конечно, красные здесь не зверствуют. Если убивают, то в бою, а пленных вообще отпускают на все четыре стороны. Зато белые вешают и насилуют направо и налево. Так что историю по этой книжке изучать не надо.
Но всё же я бы хотел и в защиту книги выступить (хотя она ни в чьей защите не нуждается). В том плане, что, как ни крути, это Литература. Поэтому мне не совсем понятно почему рукопись завернули при первом рассмотрении. Произведений, имеющих известную политическую окраску, очень много ведь. Но есть, скажем, “Строговы” Маркова, и есть “Как закалялась сталь”. Они не стоят даже рядом по своей художественной ценности. Павка Корчагин стал чуть ли не именем нарицательным не просто так. Это история борьбы и становления личности, преодоления сложных жизненных обстоятельств. Как происходило и с государством. Поэтому я бы опустил на время все оговорки и просто окунулся в книгу.
Вот сейчас, кстати, когда оглядываешься назад, можно провести параллель между судьбой Корчагина и СССР. Корчагин ведь символ в каком-то роде? Его очень активные годы с их борьбой, стремлением вперёд, последовавшая за ними болезнь, которая постепенно парализовала и убила Павла, и то, что происходило с государством начиная с 20-ых и до конца 80-ых годов.
[Аудиокнигу прослушал в исполнении Вячеслава Герасимова. Один из моих любимых чтецов. Комментарии, как говорится, излишни]
Немного поздно добрался до этой книги, только в 33 года. И могу сказать, что это хорошо написанная во многом автобиографичная вещь. На мой скромный взгляд. Она, не побоюсь этого слова, местами даже остросюжетна. Мне понравились… Развернуть
Слезами залит мир безбрежный,
Вся наша жизнь – тяжелый труд,
Но день настанет неизбежный,
Неумолимо грозный суд!
В. Акимов, “Красное знамя”, 1900
Роман оставляет странное послевкусие. Он в наши времена прочно ушел в тень, нет ни былой славы, ни былых тиражей, нет, следовательно, былого значения. Искорка вроде бы тлеет, заглавие, как ни крути, стало мемом, но из этой тени путь, увы, один – в гетто литературы для историков, желающих ближе понять ушедший мир.
Написан роман просто, порой выпирающе просто, особенно первая часть. Они, части, сильно отличаются, нитка, которой они сшиты, толстая такая, орудовал Островский большой иглой. И вот ведь что любопытно – первая часть о живом, о борьбе, о многом, вторая – более пустая, номенклатурная, так сказать, освещенная только мрачным угасанием, а написана куда более мастерски. Обучение в процессе производства, если можно так сказать.
Первая часть – обо всем, что давно уже мне интересно, о том колоссальном узле противоречий и сгрудившихся в плотную кучу событий – через Первую мировую и Февраль к Октябрю, Гражданской и НЭПу. Начальное, почти стершееся с первых прочтений, яркое впечатление – это же все, почти все про Украину (и немного про Крым). Шепетовка, беженцы из Привислинского края, эшелоны на фронт в начале книги. Немцы после Брестского мира, колкие инвективы против националистов чуть позже, жутковатое описание еврейского погрома во время каши Гражданской на Украине. Поляки, взявшие Киев, напор Первой Конной (все то, что воспел Бабель в «Конармии» , было как раз тогда, когда в ней должен был воевать Павка), «чудо на Висле». И все это через жизнь рабочего парня, его глазами, простыми, мало рефлексирующими. Любовь и смерть, очень рядом.
Вторая часть – номенклатурная, как уже сказано. Увеченный, но не сломленный духом Корчагин скачет с места на место, пытаясь найти для себя нишу в новом мире. Тут и хрестоматийная Боярка с ее дровами и узкоколейкой (до переворота на Украине мы туда часто ездили, тесть родился в этой самой Боярке), нестоличный Киев (столицей УССР во время действия романа был Харьков), интереснейшие главы о границе с Польшей (тут все, пожалуй, лучше и грамотней написано, чем в «Уплотнении границ» , и про банды, и про контрабанду, и про пропаганду).
А потом человек сломался, стал чахнуть, но поддерживал себя попыткой поведать о себе миру. Еще одна беллетризованная юность, скажете вы. И будете правы, конечно, только юность все же знаковая, ведь сколько не ужасайся крови и жутковатой решимости, а нотка восхищения стремления к лучшему останется.
Если верить открытым источникам, роман имел сложную судьбу. Это, пожалуй, заметно и по канонической версии – вторая, ответработническая часть заметно припечатана партийной жизнью 30-х. Вики пишет, что бури и вихри не обошли прошлое Корчагина стороной – когда Островский начинал, герой еще имел право на ошибку, на участие в оппозиции в начале-середине 20-х. Потом это стало слишком большим пятном, поэтому честь быть оппозиционером переехала к другим героям. Менялось отношение к Троцкому, менялись женщины. И это тоже история, тоже часть общего грубо романтичного флера романа.
Из дня сегодняшнего книга печальна. То, что могло казаться современникам и еще паре поколений «созидательным разрушением», процессом, в котором рождается новое, оказалось лишь эпизодом, этапом в долгом пути неизвестно куда. И в этом свете жалость к герою еще больше, пожалуй.
P.S. В эпиграфе фрамент любимой, если верить Островскому, песни Павки Корчагина, русский вариант польской песни “Czerwony sztandar”
Слезами залит мир безбрежный,
Вся наша жизнь – тяжелый труд,
Но день настанет неизбежный,
Неумолимо грозный суд!
В. Акимов, “Красное знамя”, 1900
Роман оставляет странное послевкусие. Он в наши времена прочно ушел в тень, нет ни… Развернуть
Источники:
http://zen.yandex.ru/media/id/5c7e15aaaa86a600b2b14ef6/5ced10468161b500b0fd65e0
http://nice-books.ru/books/proza/sovetskaja-klassicheskaja-proza/134051-nikolai-ostrovskii-kak-zakalyalas-stal.html
http://www.livelib.ru/book/1002771818-kak-zakalyalas-stal-nikolaj-ostrovskij
